В тот день я сначала доехала за час на автобусе до Danang, а потом, прождав четыре часа на автовокзале, пять часов ехала в город Контум (Kon Tum), расположенный в центральных горах.
В автобусах никто меня развести не пытался, потому как билет покупался по фиксированной цене в кассе на автовокзале. И вообще все люди в транспорте были очень милы, а во время второго автобусного переезда я даже очень приятно пообщалась с хорошо говорившим по-английски соседом по сиденью.
Зачем я поехала в Контум, сказать сложно. В первую очередь мне хотелось в нетуристическое место, потому как желающие что-то мне продать меня порядком достали. Во Вьетнамском этническом музее в Ханое были фотографии горных жителей из окрестностей Контума и модели их домов, и мне хотелось их увидеть. Ну и в довершение всего автор LP заверял, что Контум – самый доброжелательный вьетнамский город, где вопрос, откуда вы, местные жители задают потому, что им действительно интересно.
Кстати, по поводу вопроса «откуда вы?». Если в туристическом месте во Вьетнаме незнакомый человек на улице задает вам этот вопрос, 100%, что он хочет вам что-то продать. Какой контраст с Индонезией, где меня десятки раз в день на протяжении четырех месяцев совершенно незнакомые люди спрашивали, откуда я, просто потому, что им было интересно. А тех, кто хотел мне что-то продать, мое происхождение никогда не интересовало.
Контум определенно самый доброжелательный город Вьетнама, это чувствуется с первых шагов. На следующее утро, когда я пошла осматривать немногочисленные достопримечательности, мне улыбалось какое-то нереальное количество народа, от маленьких деток до сморщенных бабушек и дедушек. Люди, которые меня уже увидели, показывали в мою сторону тем, кто был ко мне спиной – и те тоже улыбались.
В бесплатном музее при церковной семинарии девочка открыла замок на двери и пошла вместе со мной осматривать экспозицию. В итоге осмотр превратился в урок английского языка – мы, зачитывая комментарии к предметам экспозиции, работали над ее произношением, которое напрочь отсутствовало, потому что английский язык, девочка, похоже, начала учить именно в этот день. Зато мне дали померить все, что можно было померить, и я освоила традиционный музыкальный инструмент из сложенных рядом бамбуковых палок, вдоль отверстий которых надо быстро водить хлопающими ладошками, и получается музыка.
В деревни, ради которых я, собственно, и приехала, я не пошла. Они находятся прямо на окраинах Контума, я встретила по пути несколько горных жителей, очень улыбчивых и приветливых, но очень, очень бедных и в грязной одежде. Контраст с шумным вьетнамским городом Контумом с авто- и мотобайкосалонами и Интернет-кафе был настолько велик, что мне совершенно не хотелось бродить по бедными деревенькам, как по зоопарку. Я закупилась на рынке фруктами, как всегда безмерно ими объелась и уехала на побережье.
Снова пяти часов на автобусе, и я в городе Куиньон (Quy Nhon), редко посещаемом иностранцами и поэтому совершенно ненавязчивом. Здесь, как и в Контуме, гостиница стоит дороже, чем везде, правда, в отличие от Контума, где за восемь долларов не было горячей воды, не работал кондиционер и вентилятор, здесь за десять долларов все работало, и у меня был балкон с роскошным видом на море через дорогу и ухоженный скверик.
Я устала от переездов последних дней и очень хотела где-нибудь осесть дня на два-три. И мне подумалось, что это именно то место.
На закате я отправилась в центр города на ужин. По пути на перекрестке был осмотрен огромный плакат с Лениным и Кремлевской башней, с датами 1917-2007 и надписью по-вьетнамски с цифрой 80 – «80 лет Великой октябрьской революции». Ура, товарищи!
В этот вечер в этом нетуристическом месте с расслабленной курортной атмосферой и доброжелательными людьми, где не ожидаешь ничего плохого, случился самый жестокий развод. В популярном рыбном ресторанчике я была единственной белой. Вокруг за длинными столами сидели компании вьетнамцев по 10-15 человек и много и вкусно ели с пивом. Мимо меня постоянно проносили огромных румяных лобстеров и дымящуюся рыбу, все выглядело потрясающе, и я, лишенная из-за переезда возможности пообедать, предвкушала вкусный ужин.
По-английски персонал, разумеется, не говорил, хотя это место было всячески рекомендовано LP как место с потрясающими морепродуктами по цене от 40 до 90 тысяч донгов (1 доллар – 16 тысяч донгов). С горем пополам заказала жареную рыбу и креветки, и, о ужас, мне принесли огромную тарелку льда, на которой сверху тоненькими кусочками были разложены мелко порезанные креветки и рыба. Нет, я, конечно, люблю сырые морепродукты в японской кухне, но как-то не в таком виде. Объясняю еще раз с помощью разговорника, что я хочу все то же самое, только в обжаренном виде, на сей раз с чесноком. И через 20 минут получаю тарелку жаренного прямо с шелухой чеснока, среди которого мне удалось выловить палочками два маленьких кусочка креветок и несколько крохотных ломтиков, каждый не больше двух сантиметров в длину, пережаренной сухой рыбы. Я в ужасе и в расстройстве. Еще через пять минут мне приносят большую тарелку обжаренных рыбьих костей. Без преувеличения одних костей. Все мясо заранее сняли и обжарили кости. Я поковыряла одну ради интереса, и, поняв, что найти что-то съедобное здесь не удастся, забила. Ну, может, вьетнамцы жареные рыбьи кости едят?
К концу ужина я была еще голодней, чем в начале – потому что еда в моей тарелке отсутствовала, а вкусные запахи вокруг присутствовали. Было досадно из-за того, что мне казалось, мы друг друга не поняли, и я осталась без вкусного ужина.
Но когда мне принесли счет, я не поверила своим глазам. Везде во Вьетнаме, где я до этого и после этого ела рыбу, большой кусок рыбы сантиметров 10 на 15 стоил от 20 до 50 тысяч донгов. В популярном туристическом городе Нячанге огромный кусок потрясающе вкусной и нежной рыбы, приготовленной на пару с ананасами, грибами и имбирем стоил 40 тысяч донгов.
Здесь за обжаренные рыбьи кости и тарелку жареного чеснока с меня хотели 150 тысяч донгов. Я ем морепродукты в ЮВА постоянно и знаю, что за цену несколько меньше можно купить огромного лобстера. А за цену в 90 тысяч донгов, которая в этом ресторане, судя по LP, является максимальной, вьетнамцу принесут hot pot – огромную кастрюлю, в которой будет вариться/тушиться куча овощей и мяса/рыбы. В количестве, достаточном для того, чтобы накормить три-пять человек – это коллективное блюдо.
За креветки, которых было два маленьких кусочка с меня хотели еще 28 тысяч – почти два доллара. Боже, в этой стране никогда и никому нельзя верить, если речь идет о ваших деньгах. Нигде! Даже там, где иностранцев почти нет.
Я попыталась узнать, почему рыба стоит так дорого? Мне по вьетнамской традиции без тени смущения и сомнения на лице заявили, что вот такая вот цена. При этом в счете был вес – 750 грамм. И мне начали рассказывать, что взвешивают все — и голову, и кости. Да не вопрос, я готова заплатить эту цену за 750 грамм рыбы, если она действительно столько стоит. Только где эти 750 грамм? У меня на тарелке 200 грамм костей. «А все остальное было здесь», — беззастенчиво отвечают мне, тыча в тарелку с кучей обжаренного с шелухой чеснока.
У меня начинают сдавать расшатанные Вьетнамом и вьетнамцами нервы… Это жестоко. Все вокруг ели прекрасную вкусную еду и заплатят за нее 3 доллара, а с меня хотят 13 за полное отсутствие еды.
Наш спор привлекает внимание, со мной дискутирует уже весь персонал ресторана, даже нашли одну девочку, которая в состоянии объяснить мне по-английски, что они сами заплатили рыбакам 90 тысяч за килограмм этой рыбы. Подходят люди от других столиков, они тоже говорят по-английски, они смотрят в мой счет и начинают объяснять мне, что в их стране платят за вес, и что, видимо, у моей рыбы был такой вес, и этот вес столько стоит. Объяснять в 155 раз, что помимо костей положено взвешивать еще и мясо, которого в моем блюде не было, я не могу. Мне обидно до слез – в прямом смысле. Во второй раз за неделю во Вьетнаме. Во второй раз за 11 месяцев в ЮВА. Это уже слишком!
Я уже ничего не могу с собой поделать и просто рыдаю, отвернувшись в сторону. А вьетнамская девушка, которая сидела за соседним столом со своим молодым человеком, сидит рядом со мной, держит за руку и утешает. Мне от этого еще хуже. Потом вижу, как молодой человек забирает мой счет и расплачивается с ресторанными тетками – тетки счастливы. Теперь еще и молодой человек говорит мне, чтобы я не переживала, что все Ок, что проблема решилась, спрашивают, куда я сейчас пойду, и говорят, что я спокойно могу идти в свой отель. Меня это не утешает – мне от этого еще хуже. Моих денег назад они не хотят, и со мной прощаются.
Почему после абсолютного говна мне встречаются такие люди? И почему меня лишают возможности просто возненавидеть всех вокруг – мне так было бы проще, не пытаться различать черное и белое, а быть всегда на страже и никому здесь не верить.
Я шла назад с заплаканным лицом, а люди в темноте мне улыбались и приветливо здоровались. Хотелось просто провалиться сквозь землю. Мне ничего больше не нужно было в Куиньон: ни древних башен народа сham, ни красивых пляжей рядом, ни морепродуктов. Мне хотелось как можно быстрей отсюда уехать – туда, где много иностранцев, где все говорят по-английски, где в ресторанах понятное меню и фиксированные цены. Где можно наконец-то расслабиться. Я устала от постоянных попыток вьетнамцев меня развести, от переездов. И я хочу наконец-то вкусно поесть.
На следующее утро, когда я выселялась из отеля, за напитки из мини-бара с меня попросили на 30% больше, чем было обозначено в прайс-листе в номере. У них, видите ли, цены изменились. А мне плевать! У вас меню в номере по-вьетнамски и для вьетнамцев? Ну, так сделайте еще одно по-английски для иностранцев и пишите туда цены хоть на 200% выше. А платить я вам буду по «старой» цене. Потому что все это меня достало!!!