Изначально я хотела сходить из Сипо (Hsipaw) в двухдневный треккинг, потом переехать в Кьяукме, городок, который находится чуть ближе к Мандалаю, и там тоже сходить в двух-трехдневный треккинг. Потом выяснилось, что теоретически из Сипо можно уехать в затерянный высоко в горах городок Намсан, переночевать там и за 3 дня пройти по горам 75 километров обратно. Этот вариант был интересен тем, что горы в Намсан значительно выше, чем в Сипо, местность посещается иностранцами исключительно редко (да и в самом Сипо ежедневно присутствует не больше 20 иностранцев, из которых только пара человек, да и то не каждый день, уходит в треккинг), и посему местные жители должны быть очень самобытны в своей одежде и обычаях.

Но в итоге оказалось, что Намсан – это совсем уж жопа, куда ничто никогда не ездит.  Есть один единственный автобус из Мандалая, который проезжает через Сипо рано утром всегда в разное время (потому что никто не знает точно, сколько у этого автобуса по дороге будет поломок и насколько они будут длительными) и который всегда забит под завязку.  Еще редко в Намсан ездит «джип», но он ездит только тогда, когда кому-то это сильно нужно.  И в тот момент, когда это было сильно нужно нам, он был как раз в Намсане и обратно не торопился. Арендовать свой собственный джип стоит около 70 долларов, что неплохо при наличии хотя бы 4 человек.  Но нас, желающих, было только двое.  Остальные иностранцы ничего не хотели и, видимо, проделали длинный путь из Мандалая лишь для того, чтобы походить по самому Сипо, который сам по себе совершенно никакой.  Весь первый день мы провели в надежде на наличие транспорта в Намсан, а когда вечером нам сказали, что машины точно нет и не будет, решили идти на три дня в горы рядом с Сипо.

Наш гид Онмон (вообще  это имя пишется в два слова и состоит букв из 10, но произносится именно так), мой ровесник и уже отец двухлетней дочки и семидневного сына, оказался очень душевным  человеком, приветливым, спокойным и говорящим свободно по-английски, бирмански, на языке народов Шан и Палаунг.

В первой деревне, которая была у нас на пути, в одном из домов было новоселье. Дом только достроили, и хозяева по этому случаю пригласили в гости огромное количество родственников, друзей и живущих в других деревнях людей. Мы подошли к дому просто посмотреть, как происходит деревенско-мьянмарское новоселье, меня сразу же схватила за руку хозяйка и повела к одному из столов, расставленных вдоль стены дома снаружи.  В итоге только позавтракав в 8 и стартовав из отеля в 9, в 10 мы уже снова завтракали, на сей раз традиционно по-бирмански: пловом со свининой и рисовой водкой.  Вокруг нашего стола собралась огромная толпа из детей  - все пришли поглазеть на иностранцев. Всего на новоселье было человек 100.  Все они приходили с подарками, упакованными в красивую подарочную бумагу – цивилизация наступает по полной программе. И с утра пораньше активно опустошали бутылки с рисовой водкой.

А потом нас пригласили в сам дом, где отдельно ото всех сидели самые пожилые люди в деревне. Здесь так принято – пьющая молодежь в одном месте, а в основном курящие старейшины в другом. И напоили чаем. Чай тут всегда наливают первым делом, когда ты заходишь в чей-то дом (и часто когда ты заселяешься в отель), такое чувство, что он у них всегда наготове, потому что он горячий и подается моментально.

На пути в следующую деревню нам встретилась свадьба. Невеста была из деревни повыше в горах, жених из деревни в долине. С утра монах совершил обряд бракосочетания в деревне невесты, и теперь молодожены и часть гостей шли в деревню в долине, в дом новоиспеченного мужа, чтобы продолжить празднование и оставить молодую пару жить в доме родителей мужа. Здесь так принято – молодожены всегда переезжают в дом к родителям мужа. Один из друзей молодой семьи, пожилой представитель народности шан, уже изрядно подогретый рисовой водкой, никак не хотел мириться с тем, что мы идем в горы и не можем присоединиться к свадебной процессии и идти с ними в шанскую деревню в долину продолжать отмечать.

Когда мы пришли в деревню невесты и проходили мимо ее дома, нас позвали в гости. Снова накормили (на сей раз рисом и всякими разными карри), снова напоили рисовой водкой (на часах было чуть позже 11 утра) и выдали нам, некурящим иностранцам, по сигаре.  И мы сидели на бамбуковых циновках посреди комнаты с сидящими старейшинами в углу и всеми остальными рядом с нами, и как настоящие шанцы курили сигары и пили рисовую водку.

Гостеприимство местных жителей просто поражает! И везде обязательно что-то отмечается. И по этому поводу собирается огромное количество гостей из этой и окрестных деревень.

Потом был долгий подъем в горы через многочисленные чайные плантации к деревне палаунгов (не путать с длинношеими паДаунгами на озере Инле).  Если в долине рядом с Сипо растет все что угодно: рис, капуста, помидоры, бананы, папайя, то здесь, на склонах гор, растут только чайные деревья. Для них склоны гор – самое подходящее место. Основное занятие горного племени палаунгов – выращивание чая.  Именно палаунги снабжают чаем всю Мьянму. У каждой чайной плантации есть хозяин – одна из семей в деревне. Но работает на плантации вся деревня.  Здесь во всем принцип коллективизма: сегодня вся деревня очищает от сорняков мою чайную плантацию, завтра твою, послезавтра плантацию нашего соседа. Точно так же строят дома – помогает вся деревня.

Работают вместе, дружно, с шутками и песнями. Обедают тоже вместе! С утра все работники чайных плантаций в железных кастрюльках-термосах, поставленных одна на другую и соединенных между собой, берут из дома рис и разные карри, а в обеденный час созывают криком всех работающих на плантации и вместе обедают. С утра в деревне Онмона в определенном месте собираются все работники чайных плантаций, несколько десятков человек, и в 8.15-8.20 дружно стартуют к выбранной на сегодняшний день плантации. При этом на работу все идут с улыбкой, весело и бодро, как на праздник! Оно и понятно – вокруг куча друзей, день пройдет в тяжелом физическом труде, но при этом за разговорами друг с другом. Каждый несет свою собственную мотыгу, а за спиной плетенную из бамбука корзину.

Уж не знаю, откуда они их столько набрали, но почти все работники чайных плантаций ходят в зеленых армейских ботинках наподобие теннисных тапочек. Взбираться по горным дорожкам и работать в такой обуви значительно удобней, чем в шлепках.

Потом, когда наступает сезон сбора чайных листьев, урожай собирается, продается, и выручка делится между всеми.

Пока мы часов 5 взбирались в горы, встретили только двух идущих навстречу женщин из деревни палаунгов – они несли за спиной бамбуковые корзины, доверху наполненные выращенными на своих придомовых участках овощами. Просто немыслимо – днем они проделывают 18-километровый путь из деревни палаунгов под названием Панкан в Сипо, рано утром (часа в 4 утра) продают свои овощи перекупщикам (которые на утреннем базаре продают это розничным покупателям) и возвращаются обратно в деревню, откуда снова уходят в Сипо, и так постоянно.

Да, кстати, по поводу переноски тяжестей. И мужчины, и женщины носят овощи, хворост и прочее в бамбуковых корзинах за спиной, которые лямкой фиксируются на лбу. Женщины в городах и деревнях носят тяжести на голове, прокладывая между головой и ношей специальный «тюрбан». А мужчины носят тяжести (например, ведра с водой) с помощью коромысла, слегка подпрыгивая.

Около 16 часов мы пришли в Панкан, родную деревню Онмона, который сам является палаунгом. Перед входом в каждую горную деревню стоят ворота – два столба соединенные сверху перекинутой доской. И в каждой деревне обязательно есть священное для буддистов дерево – баньян. Деревья эти очень большие, с огромной кроной и большим количеством ложных стволов, образовавшихся из воздушных корней-подпорок. Иногда от основного ствола вбок уходит толстенная ветвь, сама по себе напоминающая горизонтально растущее дерево!

Панкан, деревенька, зажатая со всех сторон горами, находится на высоте примерно 1500 метров над уровнем моря и населяется 700 палаунгами. В каждой семье здесь обычно по 5 детей, поэтому, узнав количество проживающих в деревне семей, можно вычислить примерное количество жителей деревни.

В деревне есть монастырь, в котором живут 11 монахов. И, конечно, монастырь этот – самое красивое и комфортное здание во всей деревне. И именно в монастыре есть единственный во всей деревне телевизор!

В Панкане почти все женщины старше 40 лет носят традиционную для палаунгов одежду: расшитую блузку, юбку-лонжи с широкими горизонтальными полосами и преобладанием фиолетового цвета, красивые разноцветные гетры, тоже с преобладанием фиолетового цвета, и специальным образом закрепленный на голове платок. На поясе у женщин одеты несколько десятков тонких обручей черного и серебристо цвета. Онмон говорит, что благодарить за это нужно монахов – именно они внушают местным жителям, что те должны сохранять свои традиции. В соседних деревнях такого уже нет – женщины одеваются в обычную мьянмарскую одежду.

Монахи где-то нашли речку, построили на ней дамбу и с ее помощью вырабатывают электричество, которым иногда радуют местных жителей.

У жителей Панкана есть целых три мопеда. И целый один старый грузовик, работающий, как и большинство местных грузовиков, с жутким шумом. Раньше этот грузовик принадлежал всей деревне, но потом был продан одному жителю, потому как монастырю понадобился ремонт, и деньги от продажи грузовика местные жители отдали монахам, чтобы те отремонтировали монастырь. Теперь владелец этого грузовика возит в Сипо и обратно вещи панканцев за определенную мзду. Этот легендарный грузовик я увидела этим же вечером. В абсолютной темноте деревенской ночи сначала послышался жуткий грохот, а потом по дороге без каких-либо фар, подсвечивая себе путь одним лишь фонариком в руке пассажира, появился герой данного абзаца.Дом, в котором нам предстояло провести три ночи, принадлежит родителям Онмона. Как и все дома в Мьянме, он стоит на сваях. Внизу под домом живут 5 лошадей и куры, сверху находится огромная комната (типа кухня-гостинная) и еще одна маленькая рядом с ней. Почти посреди кухни-гостинной на деревянном полу цементом выложен участок размером метр на метр – это традиционная для мьянмарской деревни плита.  На этой «плите» разжигается костер, на котором готовится еда. Если костер затухает, его раздувают через бамбуковую палку. Из-за таких костров посреди комнаты поздно вечером, когда закрываются окна (которые не из стекла, а из такого же дерева, как и все остальное), вся комната наполняется едким дымом, и начинает жутко резать глаза и закладывать нос. Из-за этого же весь дом, не важно из дерева или из бамбука он построен, приобретает внутри темно-коричневый, почти черный цвет. Из-за этого же, когда стоишь рядом с домом, видишь, как через крышу, не важно, сделана ли она из соломы или покрыта листами железа, наружу из всех щелей вырывается дым.  Перед закатом, когда наступает время ужина, дымится вся деревня!

В домах, где есть маленькие дети, из мешка из-под риса делают гамаки и подвешивают в углу. Малыша кладут в этот гамак, который взрослые раскачивают с помощью длинной веревки из любого конца большой комнаты.  Если ребенка нужно куда-то перенести, это делается на спине. Взрослый нагибается под углом в 45 градусов, ребенка закидывают на спину и подвязывают под попку платок, который взрослый завязывает у себя на груди. Получается такой ребенок-рюкзак.

Семья у Онмона очень большая. У него 6 братьев и сестер (правда, некоторые из их живут у родственников в Сипо, где ходят в школу), 48-летняя мама и 60-летний папа, с ними же живут несколько кузенов Онмона, его 60-летняя тетя, не имеющая своей семьи, и слабоумный 45-летний сын 4 года назад умерших друзей семьи. При этом он постоянно занят по хозяйству, всегда в ответ улыбается и в свободное от подметания полов и ношения из колодца в дом воды время активно курит местный бамбуковый кальян, совершенно ничем не похожий на кальян ближневосточный. Еще в этом же доме живет жена Онмона, их двухлетняя дочка и теперь тут же будет жить еще и маленький сынишка.  Ну, и еще три слегка ободранные кошки.

Всего по словам Онмона в доме живет 14 человек.  При этом постоянно кто-то приходит в гости, на чай, на завтрак, на ужин, просто посидеть у плиты-костра и покурить. В деревнях курят очень много, при этом и мужчины, и женщины. Мужчины начинают курить очень рано, еще будучи подростками, а женщины уже в зрелом возрасте после 30 лет. Курят в основном сигары, но иногда и трубки.  Очень колоритно выглядит пожилая женщина, одетая в традиционную для данного племени одежду, с трубкой во рту.

Поэтому и еще потому, что с дантистами в этой местности плохо, у пожилых людей зачастую имеется в наличии всего пара уцелевших зубов.

Папа Онмона, как нам сначала сказал Онмон, глава деревни, но при этом он, как и мама Онмона, не умеет ни писать, ни читать… Раньше в деревне не было вообще никакой школы, теперь есть начальная, в которой учатся 5 лет – с 7 до 12 лет. Потом некоторых детей отправляют к родственникам в Сипо продолжать учебу в школе, а у кого нет такой возможности, отправляет детей работать со всеми на чайные плантации.

В деревнях абсолютно все все время чем-то заняты: часть родственников работает на чайных плантациях, те, кто остаются в деревнях, строят новые дома, плетут из бамбука корзины или циновки/стены для домов, а из травы блоки для крыши. Кто-то валит в лесу деревья и потом несет их в бамбуковых корзинах на спинах в деревни. Кто-то пасет лошадей или водит лошадей в разные места для переноски хвороста.

Иногда местные жители уходят охотиться в леса. Охотятся с помощью примитивных ружей, в дула которых «пули» заталкиваются палками, и после каждого выстрела такое ружье долго перезаряжается. На птичек охотятся с помощью рогатки (причем стреляют метко, сама видела). В лесах живут обезьянки, но вблизи деревень их нет. Я за три дня видела двух «домашних» обезьянок на привязи, одной из них, обезьянке нескольких месяцев от роду, я подарила новую игрушку – веточку со стручками и высохшими семечками внутри. Если ее потрясти, звук как от погремушки. Онмон говорит, местные жители используют эти веточки как погремушки для детей. Правда, обезьянка, взяв у меня веточку, принялась открывать стручки и есть семечки.

От деревеньки, которая находится в 3 часах ходьбы из Панкана,  местные жители начали расширять местную дорогу – просто титанический труд! Сейчас дорога проезжабельна только на лошади, но местные жители хотят сделать ее проезжабельной для мопедов и грузовиков, поэтому местный монах каждый день берет с собой из деревни несколько добровольцев, и они долбят скалу, расширяя имеющуюся тропку, и выравнивают ее, забрасывая дыры песком. За свой труд эти люди не получают никакого вознаграждения, просто делают это потому, что это нужно их деревне. А монах стоит как настоящий прораб и руководит процессом.

Ложатся спать в деревне рано – в 9 вечера. Встают перед рассветом. Нам с канадцем выделили несколько квадратных метров у стены в кухне-гостинной (тут же спали еще 3 человека из семьи, но в других углах) и выдали кучу одеял и по подушке. Я в первую ночь спала очень плохо, потому что внизу постоянно шумели лошади, а сбоку кто-то кашлял (здесь по случаю зимы абсолютно у всех кашель, а у детей сопли, хотя по сравнению с Сипо и Кало ночью тут тепло).  В 5 утра мама встала, развела посреди комнаты потухший костер и принялась, не отрываясь от курения сигары, вместе со старшей сестрой Онмона готовить завтрак.

Если во время треккинга из Кало к озеру Инле в семьях, где мы останавливались на обед и на ночлег, все себя чувствовали гостями (для нас готовили специально, не делая пищу слишком острой, а ночью и утром было настолько тихо, что казалось, что хозяева вообще где-то в другом доме), то тут мы себя гостями совсем не чувствовали.  Ели то, что готовили для всех 10-15 находящихся в доме членов семьи и пришедших навестить друзей  – традиционные завтраки и ужины, некоторые блюда в которых были очень острыми! То что мы спали по соседству, никого не смущало – народ гремел посудой, разговаривал во весь голос, курил.  Но в этом определенно была своя прелесть – возможность увидеть жизнь семьи как она есть.

Кушают тут, сидя за низким круглым столом либо на полу, либо на низеньких табуретках из трех досок. В ассортименте всегда рис, шарики из свинины, лапша, суп из какой-то зелени, вареная тыква, что-нибудь несъедобно острое. Именно в эти три дня я ощутила, как же я скучаю по сыру и шоколаду! Так сложно на завтрак, обед и ужин есть рис, и как было бы приятно скрасить такое рисовое существование всего лишь одним кусочком сыра и крохотной шоколадкой к чаю.

Прогулявшись перед закатом по деревне, перефотографировав всех встреченных детей и показав всем им только что сделанные фотографии, полюбовавшись заходящим за гору солнцем с высокого холма, на котором романтичный хозяин соседнего дома специально для этих целей построил две скамейки, после ужина мы купили пиво в местном «супермаркете», как мы прозвали чей-то дом, в котором в одной из комнат хозяева продают пиво-сигары-водку-закуски, и вернулись на облюбованные за закатом скамейки. Поскольку электричества в окрестностях нет (или есть, но мало, редко и не в каждом доме), через час после заката вокруг была кромешная темнота. Зато на небе просто нереальная красота – такого звездного неба я не видела никогда. Оба вечера мы приходили на это место с пивом и сидели все втроем, задрав головы вверх и наблюдая за движением спутников и падающими звездами. Сказочно! Просто сказочно!

И еще ночью тут обитают необычные существа — мы их прозвали бабочками с фонариками.  Сначала после первой ночевки канадец рассказал нам, что ночью вышел на улицу в туалет и увидел свет фонаря, который перемещался по двору. Но потом оказалось, что это не человек с фонарем, а бабочка с фонариком. Я это чудо увидела во вторую ночь – саму бабочку не видно, видно только перемещающийся в полутора метрах от земли свет фонарика.  Когда бабочка меняет направление, свет фонарика не видно, когда летит на тебя, кажется, что кто-то идет с фонариком в твою сторону.

На второй день, оставив дома рюкзаки с вещами, мы пошли осматривать соседние деревни, расположенные еще выше в горах. Три часа непрерывно карабкались в гору по узкой тропинке (как раз ее хотят сделать «хайвеем» жители другой деревни) мимо чайных плантаций, а обратно постоянно спускались вниз, что оказалось сложней, чем идти наверх. Сначала пришли в деревню племени Лису, жители которой ничем особо не примечательны, кроме того, пожалуй, что они в отличие от палаунгов-буддистов баптисты – наследство, оставленное Британской империей. Зашли в гости к родственнику Онмона, попили чай и поползли выше в горы. Деревня палаунгов, которая была конечным пунктом нашего сегодняшнего треккинга, видимо, туристами вообще не посещается, потому что местные детки, завидев нас, не то что не здоровались словами «бай-бай», а начинали плакать и убегали.

Кстати, в Мьянме у каждого из 130 народов свой язык. И зачастую жители горных деревень знают только свой язык, не зная мьянмарского. Поэтому нам пришлось выучить, как по-палаунгски звучит «привет» («кэмса») и «спасибо» («рок мэ»).

В этой деревне палаунгов тоже был свой монастырь, но от деревни Онмона эта невыгодно отличалась тем, что имела целых 3 грузовика, женщины больше не носили традиционную одежду, и вообще деревня была соединена с «трассой» Мандалай – Лашио хорошей грунтовкой, поэтому была более цивилизованной что ли.  Тем приятней было вернутся в родной Панкан, где нас снова ждал рис на ужин.

По случаю последней ночевки мы устроили вечеринку – выпили много пива, залакировав это дело откуда-то принесенным Онмоном сакэ.  Разошлись по «койкам» только в 11 вечера, что для деревни очень поздно, зато всю ночь меня не беспокоили ни лошади, ни кашель соседей, а с утра мне было абсолютно пофиг, что мама начала разговаривать с тетей, курить и греметь посудой аж в 4.30, и я радостно продрыхла до 6.40, встав только к завтраку из традиционного риса со всякими разностями.

Онмон повел нас обратно в Сипо, как мы и просили, другой дорогой, поэтому по пути мы посетили штук 6 шанских деревень. Шаны – это не горный народ, они живут на холмах и в долинах, являясь вторым по численности народом в Мьянме. В одной из деревенек остановились в местном noodle-shop(е) – вермишельной, которая, являясь чьим-то домом и имеет рядом пару столов, где путники останавливаются на обед. За копейки нас накормили свежей папайей (что-то я начала скучать по папайе и авокадо, с ними здесь как-то туго, а бананы в меня уже не лезут), и Онмон заказал нам местный продукт, который я видела на железнодорожных станциях, но не решалась попробовать. В банановый лист заворачивают приготовленные и смешанные рис с мелко-мелко нарезанной свининой, и все это оставляют мариноваться 3 дня. Потом продукт разворачивается, лист выбрасывается, а вкуснятинка съедается.

У нас эти три дня было много дегустации – начиная с местных сигар, рисовой и кукурузной водки, сакэ, и заканчивая всякими неизвестными дикорастущими фруктами. Некоторые были сладенькими и вкусненькими, некоторые кислыми, и поэтому местные едят их с солью. Я три дня просила Онмона показать мне тамариновое дерево. Кору тамаринового дерева используют для изготовления танаки, а плоды тамаринового дерева едят.  В Багане я просто влюбилась в тамариновые «конфеты» — очищенную от скорлупы и отделенную от косточки мякоть, спрессованную в тамариновые хлопья, бережно по 5 штук завернутые в бумажку, купила себе несколько пакетов этих «конфет» и теперь горела желанием полюбоваться на любимое дерево. Когда дерево мне показали, я попросила достать мне несколько плодов. Хозяйка дерева сбила их длиннющей бамбуковой палкой, и радость моя не знала предела – свежие тамариновые плоды оказались еще вкуснее конфет!

Когда мы вернулись в Сипо, я сразу же захотела обратно в горы.  Когда приезжаешь в Сипо из Мандалая, этот маленький городок кажется большой деревней. Когда спускаешься в Сипо с гор, где нет машин, мало людей и чистейший воздух, наполненный только пением птиц, проезжающие машины и валяющийся на обочинах дорог мусор начинает раздражать.

По дороге в гестхаус мы зашли к тете Онмона. 10 дней назад к ней в гости из Панкана пришла беременная жена Онмона. И, не успев вернуться обратно, родила сынишку прямо здесь! Поэтому нам выпала честь увидеть всю семью в почти полном составе и показать жене Онмона сделанные цифровиками фотографии ее дочки, которая без мамы и папы постоянно плакала, а когда Онмон был в Панкане, не отходила от него ни на минуту.

К дальнейшему расширению семьи Онмон пока не готов, поэтому Панканская знахарка приготовила для его жены отвар из трав, который она теперь будет пить раз в день в целях предохранения от нежелательной беременности.

Потом зашли на фабрику по изготовлению масла из земляных орехов – я удивилась, что там все механизировано.  Потом Онмон завел нас на сигарную «фабрику», где десяток женщин делали сигары. Каждая работница в день производит на свет 500 сигар. Здесь не то что ничего не предлагали купить, здесь нам просто подарили по сигаре.

Потом был наш старый гестхаус, заселение в новые номера, горячий душ, о котором я мечтала все 3 дня, и большая стирка.

А вечером мы с канадцем пошли делиться впечатлениями от треккина в барбекюшный ресторан, где разбавили пивное существование ромом с колой. Чуть позже нас нашел Онмон с друзьями, и началась местная вечеринка (в смысле с местными), которые я просто обожаю, но после которых на следующий день организму плохо.

Мы пошли в караоке-бар. Все мьянмарцы обожают петь – поют и просто на ходу на улице, за работой поет обслуживающий персонал в отелях и ресторанах, поют под гитару, поют в караоке-барах. В этом караоке-баре, небольшой комнатке со столами и скамейками, стоящими друг за другом и напоминающими классную комнату в школе, были друзья Онмона – еще один гид-походник, пара мьянмарцев и индус. Все безумно доброжелательны и гостеприимны! Индус, который где-то на севере Мьянмы занимался добычей драгоценных камней и по местным меркам богат, сразу же сказал, что сегодня мы его гости, поэтому за всю нашу выпивку платит он. На столе сразу же появилась новая бутылка рома и кола. Все пели, плясали, пили и курили сигары.

Онмон, который за эти три дня из треккинг-гида превратился для нас в друга, рассказал нам, что на самом деле главой деревни (и не одной, а целых четырех) с недавних пор является он, просто не любит на эту тему распространятся.  Если кому-то что-то нужно, все приходят в дом родителей Онмона и все важные бумаги и письма пишет и подписывает он. У него для этих целей даже есть важная печать. Помимо всех прочих талантов у него оказался совершенно потрясающий голос, поэтому слушать песни в его исполнении было сплошным удовольствием.

В час ночи мы с канадцем отбыли в гестхаус. Ворота были безнадежно закрыты на замок, от света фонарика никто не просыпался, и пришлось лезть через забор.

Следующий похмельный день начался с лодочного путешествия. Сначала мы в компании приятной немецкой пары на длиннющей моторке час шли по широкой (метров 20-30 в ширину) горной реке вверх по течению, периодически проплывая маленькие деревеньки и многочисленные окрестные горки и горы. Сейчас сухой сезон, и воды в реке немного. В дождливый сезон воды значительно больше — насколько, можно понять, увидев, что на ветках деревьев в трех-пяти метрах от поверхности реки висят полиэтиленовые пакеты. Речка порожистая, и я с замиранием сердца следила, как наш лодочник маневрировал между камнями, уверенно проходя очередные бурлящие пороги.

Остановившись в одном месте, мы выгрузились на берег. В двух метрах от меня в сухой листве что-то зашуршало, и я увидела отползающую в кусты подальше от туристов змею длиною в метр-полтора. Пройдя через ананасовые плантации, мы пришли к монастырю, где нас напоили чаем и накормили ананасами, а наш гид, сын хозяина гестхауса, рассказал кучу интересных фактов про монахов и вообще.

Монастырь этот находится далеко от  ближайшей деревни, ходить по утрам с черными сосудами и «побираться» здесь негде, поэтому каждый вечер несколько маленьких монахов на велосипедах отвозят в деревню коробочки для еды, расставляют их на порогах домов, а рано утром забирают наполненные едой коробочки обратно.

У каждого монаха есть спонсор — человек, помогающий ему всем, чем возможно. Если монах умный и хорошо учится, самый главный монах в монастыре принимает решение об отправлении этого монаха в крупный город для продолжения и углубления его обучения. В этом монастыре был один очень способный монах моего возраста — сначала его отправили в Мандалай, где он учился и заодно закончил компьютерные курсы, письменным свидетельством чего является висящий на стене монастыря диплом с фотографией монаха и оценками за прохождения курсов Windows, Word и т.п. Сейчас этот монах учится в Шри-Ланке. Некоторые особо одаренные даже уезжают из Мьянмы, продолжая обучение, например, в США!

В монастыре сейчас живет женщина с ее 4 маленькими детьми.  Местные верят, что в нее вселился злой дух. Деревенские жители привели ее в монастырь, где монах лечит ее традиционными методами: сильно бьет палкой по спине, задавая в этот момент интересующие его вопросы злому духу («что тебе нужно от этой женщины?», «что она тебе сделала, что ты не даешь ей покоя?»). Говорят, в эти моменты женщина отвечает не своим голосом, а голосом старухи или мужчины. А потом, когда избиение прекращается, она приходит в себя, ей лучше, но она ничего не помнит. Вроде бы такая терапия помогает, и женщина идет на поправку. Остался заключительный этап – полностью изгнать злого духа.  Говорят, когда это происходит, человек отхаркивает что-то такое, что он никогда не ел: волосы или кость.

В горах Мьянмы живут повстанцы, поэтому в некоторые стороны от Сипо ходить в треккинг невозможно. Повстанцы незлобные, просто они иногда навещают деревни с требованием выдать им еду или похищают врачей, когда какому-нибудь родственнику генерала нужна неотложная медицинская помощь. Но врачей потом возвращают.

Гид рассказал, что медицина в Мьянме очень дорогая, поэтому у простых людей часто нет возможности воспользоваться услугами врачей. Например, сделать кесарево сечение при родах стоит около 200 долларов, удалить аппендицит – 100.  Для нас это немного, но у местных таких денег нет.янме очень д

После монастыря мы вернулись к лодке, и нас отвезли к месту слияния двух рек – красотища! А на обратном пути завезли в шанскую деревеньку, где в местном «ресторане» накормили вкуснейшим супом из лапши за 7 рублей.

После 5 дней в Сипо и окрестностях пришла пора уезжать. И это было очень нелегко, ведь еще будучи здесь, я уже скучала по горам, по палаунгскими деревенькам, по горным речкам!..