В пять вечера автобус забрался совсем высоко в горы, и мы выгрузились в Пхонгсали (Phongsali). Весь автобусный переезд был холодным, последние два часа я сидела, надев на себя, помимо кофты с длинным рукавом, свитер и куртку с капюшоном, а в Пхонгсали моментально натянула на ноги еще и носки – дубак был жуткий!

Мы втроем заселились в отель, главным критерием при выборе которого было наличие горячей воды, и пошли в ресторан, где помимо ужина обнаружили еще четырех иностранцев: двух молодых американцев и молодую пару из Германии. Это вдобавок к трем белым дядькам, которых мы видели в отеле.

Секрет повышенного скопления интуристов оказался прост – в новой редакции LP от августа 2007 года Пхонгсали был в коротком списке мест, обязательных для посещения в северном Лаосе. Путеводитель обещал потрясающий треккинг к самым традиционным малым народам Лаоса. Вот народ и повалил.

Я слегка расстроилась.  А потом обрадовалась, что приехала сюда сейчас, а не через два-три года, когда тут уже пройдут толпы,  местные понастроят туристических ресторанов, понаставят на каждом углу Интернет-кафе, и в каждой деревне будут лотки с сувенирами.

Процедура поиска гида для треккинга и организация треккинга была мучительной, но мы ее выдержали и на следующее утро пошли в трехдневный треккинг в деревни народа акха.

Стоил треккинг дороже, чем мои предыдущие, к тому же нам нужно было оплачивать автобус к месту загрузки и обратно и лодку к месту старта треккинга и от места финиша, и с последней ясности в ценах не было никакой — стоимость колебалась от 3 до 17 долларов за человека в один конец, к тому же нам нужно было платить еще и за гида. Кормили нас все три дня не особо (кстати, едят в деревнях палочками), и мы, изголодавшись, под конец второго дня даже высказали нашему гиду свое «фи», потому что было совершенно непонятно, куда пошли все те большие деньги, которые мы отдали за треккинг.

Но гид у нас был неплохой, а сам треккинг, пожалуй, одним из самых необычных и аутентичных моих треккингов в Юго-Восточной Азии. В более удаленных от цивилизации деревнях, куда можно попасть только взбираясь высоко в горы по маленьким тропинкам, я еще не была.

Первые два дня мы постоянно шли в гору со всего лишь несколькими короткими относительно равнинными участками. И в первый день в течение десяти минут раз пятнадцать перешли вброд через одну и ту же горную речку. Зато в третий день мы почти все время довольно резко шли вниз.

Что немного расстраивало, так это наличие пиявок – в Лаосе в начале сухого сезона я их как-то совсем не ожидала. Меня пару раз покусали, зато у меня была возможность испробовать на себе средства традиционной медицины – гид сорвал какие-то листики, я их в пожеванном виде приложила к ранкам, и кровь быстро остановилась.

Виды на горы вокруг были достаточно приятными, особенно рано утром, когда все горные долины были укутаны плотным туманом, а с вершин гор, где акха строят свои деревни и где мы ночевали, открывался заоблачный вид на другие вершины и восходящее солнце.

Диких зверюшек встречено не было, птичек тоже было крайне мало, и мы как всегда видели их в виде тушек, принесенных охотниками в деревни.

Самым ярким в этом треккинге были люди – самые примитивные, что ли, из всех, которых я до этого видела. Народ акха относится к тибетско-бирманской группе, и на север Лаоса они прибыли совсем недавно – в 20 веке. Живут акха высоко в горах, известны тем, что выращивают и употребляют опиум, а также тем, что являются жуткими сребролюбцами.

Если вы были в Бангкоке на Каосан Роад и видели там странных бабушек, одетых в традиционные одежды малых народов и в забавные шапки с нашитыми на них монетами на головах, продающих «квакающие» сувениры, так вот знайте, что это традиционная одежда акха. Я за автобусный переезд из Удомсая в Пхонгсали видела как минимум три разных народа, принадлежащих к акха, со своими костюмами и шапками, и непременно с монетами, нашитыми на головные уборы.

Все четыре деревни, которые были включены в треккинг, относились к одной и той же группе акха, и костюмы у людей были одинаковыми. Мужчины в деревнях ничем непримечательны и одеты в обычную, хоть и жутко старую и грязную одежду. Зато женщины – настоящие царицы. Они сами делают ткани для одежды, очень похожие на темный джинс, и шьют из них широкие штаны и что-то типа длинного плаща, на который в разных местах нашиваются аппликации, узоры и монеты.

Со стороны правой груди обязательно есть вырез, который закрыт у девочек, незамужних девушек и некормящих женщин, и открыт у женщин, которые кормят младенца. Эти кормящие мамы всегда и везде ходят с открытым вырезом, из которого торчит голая правая грудь. Так ходят с ребенком за спиной, так ходят за дровами и водой в лес, так же ходят дома, когда готовят еду и плетут нити. При этом детей кормят не только правой грудью, но и левой, но открыта у всех женщин непременно правая грудь. Выглядит довольно дико, особенно учитывая то, как холодно в горах в зимнее время.

На головах у замужних женщин что-то типа кокошников, богато расшитых цветными нитями, речным жемчугом, железными шариками, бисером и монетами. А под кокошником спрятаны длинные волосы.

Незамужние девушки похожи на узбечек в тюрьме: у всех у них непременно короткие волосы (короче, чем у мальчиков) и «джинсовые» тюбетейки с узорами и монетами.

На руках у всех женщин множество браслетов. А вот ходят в таких деревнях в основном босиком. Что у меня вызывало шок, потому что мы втроем мерзли в носках, ботинках, теплых кофтах, свитерах и куртках с капюшонами/шапках.

Детишек в деревнях множество. Мальчишки одеты в современную одежду, на которой дырок больше, чем материала. Девочки – в традиционные «джинсовые» брючки и плащи с тюбетейками. Все как один сопливые и преимущественно грязные. Малышей обычно одевают только в футболки, и они голыми попами сидят на промерзшей земле снаружи домов и внутри.

Дома проще некуда – земляной пол, бамбуковые стены и крыша, покрытая травой. Есть место для костра, на котором готовят и около которого греются вечером и утром, есть специальные лежанки, сделанные из досок, поднятые на полметра над землей, на которых спят.

Электричества в деревнях нет. Воду приносят с родников в бамбуковых палках по метру-полтора высотой, которые несут в плетеной корзине за спиной.

Туалетов в деревнях тоже нет. Вообще. По нужде ходят в кусты рядом с деревней, причем туда же следом ходят свиньи, которые в паре метров от вас ждут, когда вы закончите справлять большую нужду, и с радостью очистят после вас территорию.

Как и везде в ЮВА, в таких деревнях женщины трудятся с четырех утра и до поздней ночи: рано утром разводят костер и готовят пищу, убирают дом, кормят многочисленный скот, ходят с бамбуковыми палками за водой и приносят из леса хворост, уходят работать на рисовые поля, возятся с детишками, вечером снова кормят скот, всю семью, а потом, когда все дела сделаны, плетут около костра нити из хлопка. Впрочем, нити плетут не только вечером, но и когда ходят за дровами или за водой – руки-то свободны.

Роль мужчины в жизни семьи заключается в строительстве дома (вы бы видели этот дом, любой из нас за несколько дней построит лучше!), в распитии с раннего утра рисового вина, в непрерывном курении бамбукового кальяна, заполненного табаком или опиумом.

Иногда они еще ходят на охоту и, вернувшись в деревню, радостно демонстрируют маленькую убитую птичку такого нереально красивого цвета, что я была бы несказанно счастлива увидеть такую в природе в живом виде. Зачем им маленькая птичка при наличии в каждой семье множества кур, свиней, коров и собак, в конце концов – фиг знает. Да, кстати, собак тут едят. А вот кошек — нет. Причем на мой вопрос, едят ли они кошек, местные посмотрели на меня так, как будто я спросила, едят ли они друг друга?

В деревнях мужики много пьют и непрерывно курят. Наливали рисовое вино нам с 8 утра, а на свадебном застолье, на которое за доллар с каждого нас пригласили в одной из деревень, вся общественность была уже в хорошем подпитии. Впрочем, против согрева рисовым вином холодными вечерами мы ничего не имели.

Опиум глава семейства курил только в доме нашей второй ночевки, и то, как мы поняли, только потому, что страдал жуткими болями в желудке. Здесь вообще у всех что-то болит, и при виде иностранцев народ сразу же бросается за медицинской помощью. Этому страдальцу Ронэн выдал разных таблеток на несколько дней, и мы все попытались донести до него мысль, что нужно прекращать есть ложками чили, пить литрами рисовое вино и непрерывно курить в течение всего дня. Правда, в успех мероприятия никому из нас не верилось.

Семьи, в которых мы ночевали обе ночи, были неплохими, но в целом люди мне не понравились. Вокруг нас всегда собирались толпы, стояли и глазели, против чего я, в принципе, ничего не имею. Но было неприятно, что нам периодически предлагали купить у них местную одежду и просили что-то из наших вещей: фонарики, ручки. В доме, где в первую ночь ночевали израильтяне, хозяйка с утра просто открыла один из их рюкзаков и принялась искать то, что ей было нужно. Нашла крем от загара, помазала им разные части тела, походила где-то пять минут и вернулась с твердым намерением этот крем купить. За 2 тысячи кип (20 центов). Ребята согласились, а она их даже не поблагодарила – я вообще заметила, что народ излишней благодарностью в деревнях не преисполняется.

В первый вечер соседка показала нам на заросли сахарного тростника, мы обрадовались, что широкая акхская душа решила нас угостить, но в результате за тростник нам пришлось заплатить.

У меня по итогам трех дней из рюкзака пропали очки от солнца и небольшая сумма денег из кошелька, что было неприятно. К счастью, у меня есть привычка распихивать деньги по разным укромным местам своей ручной клади, а в кошельке хранить небольшую сумму.

У группы американцев, которую мы встречали весь первый день на треккинге, а на второй день встретили в деревне, где они ночевали, за ночь пропала одна пара треккинговых ботинок.

Хочется верить, что это просто специфика сребролюбивых акха, которые украшают себя монетами (веря, кстати, что это серебро) и держат в доме под местами для костра свои сокровища.

Для нас в первое утро семья, где мы жили, совершила обряд благословения – убили курицу, прочитали анимистскую «молитву» и повязали каждому на руку по нитке с монеткой французского Индокитая достоинством 20 центов 1917 года рождения (сказали, что серебряная, но выглядит как новая подделка, уж слишком блестящая). Потом, правда, гид сказал, что ему пришлось заплатить за курицу – и тут нажились.

В последнее утро в последней деревне гид купил (вернее сказал, что хочет купить, потом попросил вступить с ним в долю, и в итоге купили ему израильтяне) для своей дочки грязного щенка. Местная цена – пять долларов. А у нас в Москве они на каждом углу бесплатно и в ассортименте – но мы их не едим, поэтому и не ценим. Гид, правда, обещал щенка не есть и не перепродавать, а сделать его членом семьи, холить и лелеять.

Но несмотря ни на что треккинг мне очень понравился. Деревни акха – это совсем другой мир. Каменный век с элементами медленно доходящей до них цивилизации. И, к счастью, люди были не поголовно странными и меркантильными, встречались очень гостеприимные и доброжелательные. Хотя я была несказанно рада, что побывала в деревнях акха не одна, а с веселыми израильтянами, поэтому мы все скользкие моменты обращали в шутку.

Когда мы спустились на лодке в деревню Hat Sa, израильтяне остались до следующего дня ждать лодку вниз по течению, а я решила вернуться в Пхонгсали и уехать на юг на автобусе.

Последний сонгтэо из Хат Сы в Пхонгсали уже уехал, и мы с гидом загрузились в попутный грузовик. Обычный грузовой грузовик с кузовом, под завязку загруженным песком. В кабине были водила и два мужика, в кузове еще два мужика.

При виде меня никто не попытался ни помочь загрузить в кузов мой рюкзак, ни помочь мне загрузится самой, ни освободить мне место в кабине. Мне было по приколу проехать 1.5 часа по извилистой и трясучей горной грунтовке на куче песка в открытом кузове, но сразу же подумалось о том, что в моей любимой Индонезии такая ситуация просто исключена – меня бы посадили в кабину, а один из мужиков добровольно ушел бы в кузов. Потому что я, во-первых, женщина, а во-вторых, белая. А здесь это никого не волнует.