Проснувшись в 5 утра и выйдя на улицы Самаринды в 5.30, я остановила редкую раннюю маршрутку и поехала на расположенный за городом причал. По пути водила, видимо, окончательно проснувшись, решил, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы провести профилактические работы с мотором, снял переднее пассажирское сиденье и погрузился в недра своего авто.

Минут через пятнадцать мои нервы начали сдавать – я не была в восторге от Самаринды и уже провела здесь слишком много времени, поэтому зависнуть тут еще на день, опоздав на кораблик, мне не хотелось. Мы стояли на какой-то маленькой боковой улочке, мимо ничего не проезжало, и мне оставалось только обратиться к водиле с мольбой, рассказав ему, что я опаздываю на корабль. Профилактические работы быстренько свернулись, и мы поехали дальше.

На причале рядом с Самариндой стояло несколько десятков длинных речных корабликов, плывших в разные места на реке Махакам и ее притоках. В нужную мне деревню Лонг Ирам в тот день уходило два кораблика, и я выбрала самый  красивый и свежеокрашенный.

Кораблик был метров тридцать в длину, но при этом узкий и низкий – всего две палубы. Нижняя, продуваемая, как мне сначала показалось, насквозь всеми ветрами, и верхняя, закрытая, с большими круглыми окнами. Поскольку две недели, проведенные на Калимантане, были моими самыми жаркими неделями за всю Индонезию, я решила, что чем париться на закрытой верхней палубе, лучше плыть на открытой всем ветрам нижней. Как я ошибалась!

Первые два часа все было сказочно. Народу загрузилось как-то немного, я даже удивилась, что мы уплываем в таком узком составе – слишком привыкла к тому, что здесь ничто никуда не уезжает, пока полностью не заполнится. За десять минут до отплытия пришел самый молчаливый и неулыбчивый из всех индонезийцев, наш капитан в мусульманской шапке-тюбетейке, уселся за штурвал, и ровно в семь утра мы отплыли.

Народ расположился вдоль бортов на расстеленном линолеуме, а я разложила свой багаж и себя в самом начале корабля слева по борту. Впереди была только лестница на верхнюю палубу, кэп со штурвалом, а справа стояла пара перевозимых мотобайков.

Мы проплывали маленькие деревеньки с сарайчиками на сваях, прилепившимися друг к другу, и с блестящими на солнце куполами мечетей. Навстречу шли огромные баржи, груженные горами угля, посреди реки стояли кораблики, в которых мужики с голыми торсами разбирали добытый улов, а маленькие паромчики переправляли местных жителей с одного берега на другой. И еще по реке в огромных количествах сплавлялся лес.

Через два часа начался ад. Моя милая нижняя палуба, где я с таким удовольствием наслаждалась сидением на бортике и, обдуваемая всеми ветрами, устремляла взгляд навстречу новым видам, превратилась в забитую до (бес)предела людьми, тюками и мотобайками. Мы приплыли в город Тенгарронг, и через левый борт, именно через тот, рядом с которым я сидела, и именно через тот проем, под которым я сидела, начали загружаться толпы людей, коробки, тюки и, что хуже всего, мотобайки. Их поставили в ряд так, что последний в ряду стоял в полуметре от меня, уставившись мне в лицо своим грязным задним колесом. Я красочно представила себе, как в ночи на меня, спящую на полу по соседству, завалятся все эти мотобайки.  Народ начал уплотняться, тесня друг другу, и я, заметив, что соседи покушаются на то пространство, которое я наметила для сна, положила на пол свой до этого стоявший у борта рюкзак. Во всю длину, чтобы неповадно было.

Плыть предстояло 24 часа. Или чуть больше. И я накануне накупила всякой еды и фруктов. Единственной проблемой было то, что на календаре был Рамадан, и весь народ, будучи мусульманами, о чем нельзя было бы догадаться, не зная, что это мусульманская местность, потому как все были одеты обычно, правоверно голодал. При этом кормя по полной программе детей. Видимо, и за детей, и за себя, потому как кормили их буквально каждые два часа. Я решила, что раз взрослые в состоянии вытерпеть вид радостно жующих детей, они будут в состоянии вытерпеть вид не менее радостно жующей меня. Тем более, что это был вид сзади. Я развернулась ко всем спиной, свесив ноги с борта в реку, и начала чистить в воду и уничтожать сочные спелые манго. Потом были прочие вкусные продукты питания – кроме как смотреть вокруг и есть, все равно делать было нечего.

Потом случились остановки, на которых загрузилось еще больше народу, и мне стало абсолютно понятно, что спать я этой ночью не буду – мне будет негде. Дальше все становилось более и более грустным – народ опустил со всех сторон тенты, закрепив их снизу так, что вся нижняя палуба оказалась закрытой и лишенной хоть какого-либо доступа воздуха. Мне пришлось пересесть в самое начало рядом  с лестнице, где, подпирая головой неопущенный до конца тент, я все еще могла обдуваться ветерком и любоваться видами. Потом выяснилось, что наверху, прямо над местом капитана и перед закрытой верхней палубой, была открытая площадка шириной с корабль и всего в метр с небольшим длиной. Где можно было сидеть, вытянув ноги вперед, и наслаждаться панорамным обзором и встречным ветром в лицо.

После заката все как по команде бросились уничтожать пищу. И курить. Именно в этот момент до меня вдруг дошло, что весь день никто не курил.

Потом я попыталась лечь спать. Сначала вся нижняя палуба с интересом наблюдала за тем, как я привязывала свою фотосумку к большому рюкзаку и накрывала рюкзак и фотосумку чехлами от дождя (в данном случае от потенциально заинтересованных тем, что можно найти в кармашке сумки/рюкзака, если расстегнуть молнию), потом, как я расстилала на полу свой дождевик и как я устраивалась на сон.

У меня в ногах уселась молодая семья, не дававшая мне возможности вытянуться в полный рост. И, что хуже всего, эта семья обладала маленькой дочкой, которая постоянно елозила у меня в ногах, каждый раз задевая меня именно в тот момент, когда я уже практически засыпала. Поняв, что спать в такой обстановке мне не удастся, я спросила у молодой семьи, когда они выходят, и, узнав, что в Мелаке, городе, в который мы прибудем в полночь, удалилась на верхнюю площадку смотреть на звезды и ночную навигацию.

Со звездами все было супер, и я даже увидела метеорит. А навигация была безумно интересна. На этой площадке посередине был установлен фонарь, вернее два, скрепленных в один, покоящихся на трубе, ведущей к месту капитана. Труба поворачивается капитаном, издавая при этом жуткий скрип, и фонарь включается в определенный момент, чтобы осветить сомнительный участок, после чего снова выключается, и корабль идет в темноте, ориентируясь на очертания леса на берегах. Река очень извилистая, и лично мне в темноте очень часто было непонятно, в какую сторону она уходит, потому как везде виднелись очертания леса. В такие моменты корабль сбавлял темп, капитан, видимо, вспоминал, куда он в этом месте поворачивал раньше, и, выбрав правильный курс, прибавлял обороты.

В десять вечера я поняла, что засыпаю, и спустилась вниз. Семья с ребенком дружно спала, и я наконец-то смогла уснуть непотревоженной. Проснулась в ужасе, потому что вокруг все пришло в движение: люди, тюки, мотобайки. Мы приплыли в Мелак, и все это безобразие начало выгружаться через меня. Как только народ чуть-чуть прорядился, я отползла со всем багажом в сторонку. В итоге вышли почти все, и я оказалась на пустой нижней палубе, ощутимо загаженной харчевавшимися после заката попутчиками, в компании еще нескольких человек. Подошедший ко мне кондуктор, которого я часом раньше спросонья послала в неведомом ему направлении, не распознав в нем через три секунды после пробуждения кондуктора, подошел и великодушно показал рукой наверх – я переползла на верхнюю палубу. Оттуда тоже почти все вышли, освободив матрасы. Я загрузилась на первый же и сразу заснула, еще до отплытия из Мелака.

Проснулась на рассвете, когда за окном послышались трели первых птичек. Открыла глаза и выглянула в окно: рядом деревья, малюсенькая пристань с домиком, все окутано густым туманом, и мы никуда не плывем. Одному Аллаху известно, как долго мы тут стоим. Я выбралась на открытую площадку, вдыхая свежий утренний воздух. Вокруг был лес и абсолютная тишина.

Через час туман начал рассеиваться, и мы поплыли дальше. Все оставшееся время я сидела на открытой площадке, любуясь окружающими пейзажами. Если в первый день вокруг в основном были прореженные лесорубными компаниями берега, лесопилки, деревни и грузовые баржи, то сегодня вокруг был только лес и очень редкие маленькие деревушки. И, кажется, я ни разу в жизни так не радовалась виду маленькой деревянной церквушки, стоящей на берегу. После двух недель в сильно мусульманском Калимантане с пробуждениями в 4.30 утра, пятничными самыми главными среди недели завываниями в полдень и долгими молитвами в микрофон на весь город после заката, у меня появилась надежда, что деревушка, куда я плыву, окажется христианской. Я всегда наслаждалась пением муэдзинов и никогда не была против жить прямо рядом с мечетью, и даже просыпаться в 4.30 утра. Всегда. До приезда на Борнео. Теперь это вызывает раздражение. Наверное, потому, что кажется навязанным и лживым. Надеюсь, пройдет.

Моя деревушка, зовущаяся Лонг Ирам (Long Iram), оказалась мусульманской. Но, тем не менее, это было самое милое и доброжелательное место на всем индонезийском Борнео.

Я жила в маленькой деревянной гостинице, где кроме меня больше не жил никто. И нашла маленькую кафешку, где можно было потрясающе вкусно поесть в любое время. Или хотя бы взять еду навынос, что я делала в обеденное время, дабы не искушать доброжелательных хозяек. А что, есть суп из целлофанового пакетика я привыкла еще в Таиланде. А рыба с рисом, завернутые в бумагу, были вообще почти как на тарелке – после банановых-то листьев в Мьянме. На второй день в этой кафешке меня уже встречали как родную, зазывая радостными криками и маханиями, когда я проходила мимо. Так что с бытом в этой глуши все было отлично.

Плохо было с чем-то традиционным и культурно-историческим. Здесь ничего этого не осталось. Обычная деревня, обычные люди. Пожалуй, в более обычной деревне я в ЮВА еще не жила. На закате улицы пустели: все мужики шли в одну из трех мечетей, а женщины с детьми отсиживались дома. А потом жизнь снова начинала кипеть. Самое необъяснимое происходило ночью – оба раза в 3 часа ночи я в ужасе просыпалась оттого, что за окном на нереальной для любого времени суток громкости врубалась отвратительная музыка. Я даже не знаю, как ее описать. Быстрая, писклявая, попсовая в худшем смысле этого слова и звучавшая так, как должна звучать музыка, играющая в зеркальной комнате для человека, которого кто-то задался целью свести с ума в течение трех часов. В первую ночь я просто лежала в своей кровати, слушая, как музыкальный ужас удалялся по улице в другой конец деревни. А во вторую ночь выглянула в окно – за перевозимым на чем-то колесным аппаратом, издававшим жуткие звуки, шла толпа из человек пяти. Что это было, я так и не узнала.

В первый день я ничего не делала. Приплыв в 10 утра и пройдясь по деревне целых пятнадцать метров до своей гостиницы, я сделала для себя скоропалительный вывод, что и здесь я не найду ничего интересного, и с чистой совестью весь день проспала в своей комнате. Странно, но в Калимантане мне очень часто (я бы даже сказала всегда) не хочется выходить из гостиницы в городе или другом населенном пункте. Разве что до Интернета и поесть. Наверное, это нормально – дома ведь тоже бывают моменты, когда никуда и ничего не хочется. И тут надо ими пользоваться, потому что вокруг все равно нет ничего достойного внимания (это я себе оправдание нахожу ). Лишь вечером, проголодавшись, я вышла перед закатом наружу и заставила себя пройтись по главной и единственной улице. И вдруг неожиданно оказалось, что это милое место, что здесь живут приветливые люди и по этой деревне приятно ходить. Я решила не уплывать обратно следующим утром, тем более, что мой любимый кораблик уплывал только через день, а дать Лонг Ираму еще один шанс и остаться подольше.

На следующее утро я пошла в соседнюю деревню Теринг (Tering), о которой путеводитель говорил, что «здесь все еще видны традиционные для даяков отвисшие мочки ушей и татуировки».  Забегая вперед, скажу, что ни того, ни другого я не видела. А впоследствии от людей, которые были там с гидом, я узнала, что в деревне осталась всего одна  вислоухая и татуированная бабушка.

В этот день я выучила новое индонезийское слово – «далеко». Путь в общем-то был неблизкий – десять километров в одну сторону. Но поскольку я в последнее время, не считая трех прогулок в национальном парке Кутай, по большей части дальше супермаркета и Интернета никуда не ходила, я решила, что небольшой поход мне не повредит. В итоге за день, если верить очевидцам, говорившим мне километраж, я прошла километров тридцать. Сначала ошиблась направлением и час гуляла туда-обратно, а перед закатом снова сходила за три километра от Лонг Ирама на полюбившееся озеро.

В этой местности, видимо, я была единственным человеком, который передвигался пешком, потому что рядом со мной притормаживали абсолютно все местные жители, ехавшие на мотобайках, чтобы узнать, куда я иду, и большая часть говорила, что это далеко, предлагая подвести. При этом я на 99% уверена, что подразумевалось подвести бесплатно.

Но мне хотелось пройтись, я и так постоянно куда-то на чем-то еду, так скоро и ходить разучусь, буду прямо как они. И я шла. По укатанной грунтовке вдоль банановых плантаций местных жителей и лесных зарослей. Из фауны мне встретилась сбежавшая от меня в кусты макака и змея, неспешно переползавшая дорогу, в результате чего я на нее чуть не наступила.

В Теринге я нашла дом, который был необычно расписан, решив, что, наверное, это традиционный даякский дом. Рядом с парой домов стояли вырезанные из дерева деревянные фигурки, а на окраине была красивая деревянная церковь с резьбой на четырех столбах, над которыми на крыше возвышался крест. Резьба была интересна, потому как рассказывала об истории Теринга и показывала, как должны традиционно выглядеть даяки.

На обратном пути я остановилась около озера, присев на маленький деревянный причал рядом с рыбацким домиком. На соседнем дереве сидело несколько красивых птиц-носорогов, а мимо пролетел ярко-синий kingfisher (зимородок) Вокруг было так красиво и умиротворенно, что я решила вернуться сюда на закате. И вернулась.

Мимо проплывали возвращавшиеся с рыбалки рыбаки, парковали лодочки около домиков на берегу, тут же стирали в озере запачканные за день футболки, мыли себя, садились на велосипеды и мотобайки и уезжали домой в Лонг Ирам.

От берега отчалила лодка, проплыла метров пятнадцать, рыбак встал на ней в полный рост и закинул сеть. А через две минуты вытащил – в сети было штук десять большущих жирных рыбин. Не озеро, а мечта рыбака, хотя спортивная составляющая в такой рыбалке напрочь отсутствует. Я, кстати, никогда не ела более вкусной рыбы, чем в Лонг Ираме.

На следующее утро я уплыла обратно в Самаринду. Пришел  мой любимый кораблик, я сразу же заняла матрас на верхней палубе и весь день просидела на открытой площадке, любуясь видами. Потом, ближе к вечеру, была двухчасовая остановка в Мелаке, но на этот раз мы и оттуда ушли почти пустыми – видимо, мне просто так «повезло» по пути в Лонг Ирам.