Локсадо (Loksado) путеводитель описывал как милую тихую деревушку в горах, из которой сотни троп ведут через красивые горные пейзажи в более затерянные деревушки. В итоге по дороге все было обычным: и деревушки, и пейзажи, и уж точно абсолютно не затерянным. Локсадо оказался совершенно неживописным и негостеприимным населенным пунктом с кучей молодежи, видимо, приехавшей на выходные из Банджармасина, и отсутствием места, чтобы переночевать. Здесь никому ничего не было нужно.
Я спросила у местных, можно ли где-то пожить (потому что обозначенный в LP отельчик был то ли закрыт, то ли переполнен), все усиленно и отрицательно качали головами, заинтересованные во мне гиды за 15 минут не появились, и я поехала назад в предыдущую деревню, где на горячих источниках был другой отель. За 15 долларов за ночь предлагалось жить посреди гор в новом отельном комплексе с термальным бассейном и отдыхающими индонезийцами. Нет, ярко-оранжевое капитальное строение, отдающее городом, – совсем не то место, в котором мне хотелось бы жить в горах. После горячих источников с видом на вулкан на Суматре, на звездное небо на Яве и после горячей реки на Флоресе мысль о посиделках в бассейне в одежде с индонезийскими туристами меня как-то не радовала. Моего желания сходить в трек дня на три по окрестным деревням никто в отеле не понял, и я, удивив персонал своим нежеланием остаться в этом «райском уголке» с термальным бассейном с видом на горы, уехала обратно в Канданган, где местные жители застопили мне ночной автобус в Самаринду.
Я снова ехала по этой жуткой трясучей дороге, только на сей раз не в кондиционированном некурящем автобусе в собственном сиденье у окна, а в пролетарском пятирядном автобусе на среднем сиденьице в последнем ряду с ногами на чужих коробках. Впрочем, люди в автобусе были очень милы и приветливы, а моя соседка, жутко общительная тетушка, кормила меня вкусными сладостями. Каким-то чудным образом мне даже удалось немного поспать. Водила всю ночь гнал как ненормальный, и, проехав Баликпапан, мы приехали в Самаринду (Samarinda) в 7 утра, через 12 часов после моего старта.
В отеле я первым делом поинтересовалась, есть ли у них другие иностранцы. Традиционно не говорящая по-английски девочка на ресепшн радостно показала мне запись о двух немцах. Запись говорила, что немцы уезжают из Самаринды в национальный парк Кутай (Kutai), и, узнав номер их комнаты, я засунула под дверь записку, смысл которой сводился к «поехали вместе».
Весь день снова прошел непродуктивно в прогулках между супермаркетом, Интернетом и в здоровом сне, потому как больше в Самаринде делать нечего. А в 7 вечера я встретилась с двумя немцами, которые оказались двумя немецкими девочками-студентками, мы вместе поужинали и сходили выпить пива в местный ночной клуб, в котором в ту ночь была последняя вечеринка перед началом Рамадана и в котором был отличный интерьер, вымораживающий кондиционер и теплая атмосфера с приветливой местной молодежью. На сцене прыгала и пела местная группа, перепевающая иностранные и индонезийские хиты, а по залу расхаживали индонезийки в миниатюрных шортиках и футболочках – видимо, это у них клубная мода такая.
На следующее утро мы закупились едой в супермаркете и поехали в сторону национального парка Кутай. Оказалось, что ездить втроем по Калимантану значительно сложнее и неприятней, чем одной. Внимания привлекается еще больше, и местные водилы поголовно пытаются содрать больше денег или впарить общественный минибас в качестве такси.
Этот день был самым нервным днем в Индонезии. Постоянно приходилось со всеми торговаться (а поскольку немки по-индонезийски не говорили, ответственная миссия была полностью возложена на меня), менять одну маршрутку на другую, один маленький и тесный автобус на следующий.
В городе Бонтанг (Bontang) мы нашли штаб-квартиру национального парка. Внутри куча народу, печатающего важные бумажки. Это при том, что у них уже полпарка вырубили и продолжают вырубать. Место оказалось абсолютно бесполезным и в плане информации, и в плане практической помощи — только время потеряли. На прощание нам выдали 3 письма, которые нам нужно было раздать кому-то в разных местах и где-то что-то заплатить. Разумеется, мы не стали уточнять, где и кому, а на местах нас никто не встретил и ничего не спросил.
В городке Сангата (Sangata), откуда до национального парка рукой подать, нас застала ночь. Заселившись в отель, мы решили узнать, как добраться до деревни, откуда можно арендовать лодку до исследовательского лагеря. Это была кульминация дня! Никто ничего не знал. Мальчик на ресепшн в отеле в 6 вечера пообещал организовать нам такси до причала рано утром, а в 9 вечера оказалось, что он не знает ни про причал, ни про лодки, ни про то, как до этого места доехать. Поэтому и такси организовать не может. В 9 вечера нам пришлось прямо на улице искать транспорт на утро. Оборзевшие таксисты и мотобайководилы заламывали нереальные цены, хотя ехать нужно было всего 10 километров. И за час поисков ни одна сволочь не сказала, что туда, куда нам надо, 24 часа в сутки каждые 5 минут ходят огромные кондиционированные автобусы, развозящие по окрестностям шахтеров и их семьи.
В итоге мы нашли транспорт. Или он нас нашел? Посреди улицы мужик как всегда спросил, куда мы идем, и я назвала ему название деревни, куда нам было нужно на следующий день. Мужик, прозванный мной мистером No problem за упоминание этой фразы каждые 10 секунд, оказался странным. Деньги ему, судя по всему, были не нужны, с ними у него было no problem. Сначала он радостно и беспроблемно согласился заехать за нами в 6 утра. Потом через 10 минут сказал, что 6 утра – это слишком рано, и он заедет в 8. Убедили его на 6, и в итоге он приехал в 5.30. Делать ему было явно нечего, поэтому, организовав нам в деревне нереально дорогую лодку, он навязался плыть на полдня с нами, а потом еще и в лес с нами пошел, потому как для него это приключение, он в джунглях никогда не был, ему интересно. Интересно ли нам идти туда с ним, постоянно курящим, громко разговаривающим, отпугивая животных, и с невыключенным мобильником, мужик не спросил. К счастью, через полчаса ему надоело, и он пошел обратно к лодке и уплыл.
Добраться до японского научного лагеря из деревни можно только по реке. Народ в Интернете писал, что брал лодку за 100 тысяч рупий в оба конца, правда, последние отзывы были прошлогодние. В штаб-квартире национального парка персонал предлагал нам лодку за 350 тысяч, а в деревне “speed boat” был доступен только за 200 тысяч, и опускаться в цене лодочник не хотел. У меня после суток непрерывной борьбы больше не было сил, альтернативные варианты искать не хотелось, тем более, что мы вообще планировали быть в лагере еще вчера вечером, но не доехали, и времени на джунгли оставалось совсем мало. Когда же мы увидели этот “speed boat”, у нас троих чуть не случилась истерика. Ма-а-а-а-аленькая низенькая деревянная лодочка с прикрученным мотором. На дне просочившаяся вода и миска-черпалка. Да эту лодку не то, что арендовать за 200 тысяч (20 с лишним долларов), ее за эти деньги купить можно. Минут 10 мы стояли на берегу и думали, что делать дальше, прикидывая, что станет с лодкой, когда в нее загрузимся мы втроем с рюкзаками, мистер No problem и лодочник. Варианта было всего два: плыть на том, что есть, или послать все и вернуться в Самаринду. После всех мучений последних суток второй вариант был совсем не вариант.
Все двадцать минут, пока мы плыли в этом корыте по коричневой реке, в которой обещали крокодилов, я в красках представляла себе, как я прямо здесь и сейчас свалюсь в воду со всей своей техникой. Мистер No problem сидел рядом, постоянно крутясь в и без того неустойчивой лодке, возвышавшейся над водой всего на 4- 5 сантиметров, дымил на меня вонючей сигаретой и повторял, какое это для него необыкновенное приключение. Если бы рядом был крокодил, я бы с радостью доставила ему в воду жирный индонезийский обед.
А потом мы приплыли в научный лагерь, где нас никто не ждал и где нам были не рады.
Руководит японским научным лагерем мистер Сузуки, о котором на днях я прочитала в Интернете много всяких жутких отзывов. Теперь я знала, что он не любит туристов, не дает возможность исследователям показать им лес, а туристам понаблюдать за исследователями в работе. И даже в штаб-квартире национального парка весь персонал в один голос твердил, что мистер Сузуки сейчас на месте, поэтому переночевать в лагере нельзя, можно только приехать на полдня.
Все оказалось совсем не так плохо. Мистер Сузуки поздоровался и махнул рукой в сторону стоящего в стороне домика, где нам предстояло ночевать. Потом, когда мы проходили мимо по пути в лес, он сказал, что живет тут уже 25 лет, изучая орангутангов, и что штаб-квартира национального парка ему абсолютно ничем не помогает: ни сохранить лес, ни оборудовать тропы. Я спросила у японки, стоящей рядом, может ли кто-нибудь пойти с нами, на что она вежливо ответила, что любые люди сильно беспокоят орангутангов, они нервничают, и поэтому никто из работников исследовательского лагеря не заинтересован в том, чтобы водить туристов по лесу. Добавив, что туристы могут сами пользоваться теми же тропами, которыми пользуются исследователи.
Мы пошли одни. Тропы вокруг в прекрасном состоянии, через речки сделаны подвесные мосты или перекинуты бревна с перилами. После того, что я видела в штаб-квартире национального парка (бумажки, бумажки, бумажки), по пути сюда вдоль дороги (вырубленный лес и торчащие голые стволы), и после слов японцев, мне стало окончательно понятно, что единственные люди, действительно что-то делающие, чтобы сохранить лес и животных, это не бюрократы в штаб-квартире национального парка, строчащие пачками бессмысленные письма, а японские исследователи. Мое восхищение!
Жаль только, что одними их усилиями национальны парк Кутай не сохранить. Лес вокруг вырубают, и животных становится все меньше.
За три прогулки по лесу я не видела ни одной большой птицы, лишь раз слышала пролетевшую сверху птицу-носорога. Мы видели одного орангутанга совсем вблизи, буквально в двух метрах, слишком поздно заметившего нас и неторопливо вскарабкавшегося на дерево. Японка была права, орангутанги действительно сильно нервничают – этот, уже сидя метрах в пяти над землей, начал кричать и махать рукой (не могу я это назвать лапой!). Мне в этот момент захотелось, чтобы это был первый и последний орангутанг, которого мы тут видим; если они все так нервничают, то нафиг надо. Правда, потом мы видели еще одну пробирающуюся сквозь заросли мохнатую рыжую спину. Также были интересные ящерицы, красивые бабочки, огромные жуки и гусеницы. А на закате я сначала услышала, а потом, присмотревшись, увидела прыгающих по дереву малюсеньких тарсиеров (долгопятов). И на дереве недалеко от нашего домика ночевали макаки.
В нашем домике было две огромных пустых комнаты и два туалета, смываемых коричневой водой, принесенной в бутылках с реки. Мы спали на полу, натянув между стенами свои москитные сетки. С японцами мы больше никак не пересекались – мы им были неинтересны, а нам их лишний раз беспокоить не хотелось. Вся еда и вода на сутки у нас была с собой. И особенно здорово было сидеть на закате, глядя, как на дереве устраиваются на ночлег макаки, а потом в полной темноте смотреть, как мимо пролетают светлячки. Проживание в домике, кстати, было бесплатным.
На следующее утро за нами приплыла лодка, и мы целый день на разнообразном транспорте ехали в Баликпапан. Немки оттуда надеялись на следующий день улететь на Бали, а мне пришлось снова ехать в этот пыльный и неинтересный город, чтобы посетить стоматолога по случаю в первый раз в жизни и именно в Индонезии сломавшейся пломбы.
На следующий день после стоматолога я вернулась в Самаринду, где провела полтора дня в наблюдении за собственным зубом, и, убедившись, что все нормально и ничего не болит, уплыла утром по великой калимантанской реке Махакам вглубь острова Борнео.